Rambler's Top100

Лучшие творческие работы  

участников городского конкурса сочинений 2010 года,

проходившего в школах Санкт-Петербурга в рамках ежегодного Дня Культуры

под девизом: «Человек будущего – человек нравственный»


Чужого горя не бывает

Жижкун Валентина

6-Б кл. школы № 556, Санкт-Петербург

Рук. Шальнова В.Н.

Два удара зашедшегося от боли сердца –

и горе из чужого стало вашим.

С ним теперь жить, его теперь баюкать

 и нянчить, как ребенка-найденыша.

Людмила Прошак

Меня всегда раздражала фраза «Чужого горя не бывает». Она казалась мне очень лицемерной. Собственно, и правильно казалась, потому что ее употребляют именно в том смысле, в котором я ее воспринимала: мол, все мы переживаем за близкого и не очень близкого – случись с ним горе, потому что вот такие мы все «переживательные», что чужую беду воспринимаем как свою...

И только вдумавшись в смысл этого выражения, я наконец поняла его глубину. Действительно, чужого горя не бывает. Бывает только свое. А чужое – это уже не горе. Однако бывает и так, что то самое «чужое горе», которое мы принимаем слишком близко к сердцу, вдруг становится своим.

Мне нравится читать старые газеты. Просматривая их, я как будто перемещаюсь на несколько лет назад и ощущаю себя в том времени. Передо мной старый выпуск «Аргументов и фактов». Пожелтевшие страницы... Слегка стертый текст. На развороте фотография мальчика. Я вижу только его глаза. Глаза, в которых застыл страх, боль, и такое отчаяние, что в моей душе все сжимается, готовое выплеснуться наружу слезами. Под фотографией текст, который я прочитала на одном дыхании.

« ...КУСКИ арматуры, битый кирпич брызнули в стороны и беззвучно опустились вниз. Вовка заплакал и стал протирать уши: он уже привык не бояться бомбежек, его напугала тишина. Мальчик стоял и тер уши, не замечая, что расцарапал их грязными ногтями в кровь... «Сейчас, – уговаривал он мысленно себя, – я протру ушки...» Вовка попробовал произнести эти слова вслух и не смог. Тут его внимание привлекла маленькая целлулоидная кукла. Он поднял ее, прижал к груди и стал баюкать. У куклы было бледное, засыпанное пылью лицо. «Это она от страха, – подумал Вовка и еще крепче прижал к себе, – не бойся, бедная моя...»

Он пережил все: и потерю близких, и голод, и холод, и постоянный страх бомбежек, и жестокость, и милосердие. А еще он навсегда запомнил бабу Капу, которая пришпилила булавкой записку к карману на Вовкином халате с незамысловатым текстом: «Этот мальчик из Чечни. Владимир Бескровный. Он слышит, но не говорит из-за взрыва бомбы. Люди! Помогите ему, матери у него нет, одна бабка...».

О Вовкиной судьбе написали в одной из «грозненских» публикаций двумя строчками. Но и после него приводили с передовой таких же онемевших от пережитого мальчишек, и приходилось рассовывать по детдомам осиротевших девчонок. Всей Россией хлебать и не расхлебать это неизбывное детское горе...

Для Вовки начали искать семью, а это оказалось непросто. Одни примеривались к национальности, внешности, другие дотошно интересовались группой инвалидности и льготами беженца, третьи сразу же спрашивали, есть ли на усыновление еще кто-то, кроме Вовки. И тут позвонила Ольга и сразу же согласилась взять Вовку. На вопрос «Не хотите ли взглянуть на фотографию?» женщина ответила: «Я же не фотомодель себе выбираю».

А потом было томительное ожидание документов на усыновление, долгий перелет из одного города в другой, и, наконец, долгожданная встреча с будущей мамой, и первое после пережитого ужаса слово, которое звонко и легко слетело с его губ: «Мама!»

Вот оно! Когда «чужое» горе вдруг стало своим, когда не словом, а делом ты это доказываешь. Я до глубины души поражена поступком этой женщины, а ведь ее предупредили, что он немой, и инвалидность у него не оформлена, и чеченец он, и хлопот с ним не оберешься. И еще много этих самых «и». Но это ее не остановило. И теперь счастливы двое: она и ее сын Вовка.

«Сострадание – есть высочайшая форма человеческого состояния», – говорил Ф.М.Достоевский. Да, умение сострадать, сочувствовать, сопереживать, воспринимать чужое горе как свое дано не каждому. Мы слишком заняты своими делами, заботами. Сколько в нашей жизни одиноких людей, полуголодных, больных! А мы проходим мимо. Редко, кто останавливается. И еще реже кто-то помогает. И уж совсем редко, кто принимает активное участие в судьбах обездоленных. Вспоминаются слова Бруно Ясинского: «...бойся равнодушных! Они не убивают и не предают, но только с их молчаливого согласия на Земле существуют еще предательства и убийства!»

Я не хочу быть такой! Меня многому научила эта старая газета с вечной темой сиротства. Сейчас я мало что могу сделать для обездоленных детей, мне всего тринадцать. Но мы с мамой никогда не выбрасываем вещи, из которых я так быстро вырастаю. Они совсем как новые. Мы относим их в детский дом. Там уже живут мои детские книги, кассеты и игрушки. И я не понаслышке знаю, как радуются детдомовские ребята, когда кто-то приходит к ним в гости.

Думаю, когда вырасту, я свяжу свою жизнь с детской онкологией, буду спасать

детей от страшного недуга и чужую беду буду воспринимать как свою. А еще вспоминаются слова Ильи Эренбурга: «Чужое горе – оно, как овод,

Ты отмахнешься, и сядет снова, Захочешь выйти, а выйти поздно, Оно – горячий и мокрый воздух, И как ни дышишь, все так же душно. Оно не слышит, оно – кликуша, Оно приходит и ночью ноет, А что с ним делать – оно чужое».

 

 

 Rambler's Top100

   
 

 

Hosted by uCoz